Доктор Майкл Доннер – известный психоаналитик и психолог из США.
Психоанализ дает всестороннее представление о разуме, наших отношениях в мире и друг с другом. Доктор Доннер более 30 лет работает со взрослыми и подростками, у которых есть сложные проблемы на всю жизнь.
Доктор Доннер также выступает свидетелем-экспертом и консультантом по судебным спорам по вопросам этики, стандартов ухода и опеки над детьми. Он также проводит комплексные курсы повышения квалификации для специалистов в области психического здоровья по широкому кругу профессиональных вопросов. Он проработал шесть лет в качестве председателя этического комитета Калифорнийской психологической ассоциации. Его программы непрерывного образования широко известны глубиной и сложностью, а также за привнесение тепла и сострадания в клиническую работу. Он преподавал по всей стране и по всей Калифорнии.Сайт www.michaelbdonner.com
ПАТОЛОГИЯ МЫШЛЕНИЯ И ПОВЕДЕНИЯ РОДИТЕЛЯ В ВОЙНЕ ЗА ДЕТЕЙ ПРИ РАЗВОДЕ
Источник: Psychoanalytic Psychology
Copyright 2006 by the American Psychological Association 2006, Vol. 23, No. 3, 542–553
Опубликовано в июне 2006 г.
Майкл Б. Доннер, доктор философии
Окленд, Калифорния
Эта статья использует психоаналитический подход к вопросам, которые обычно рассматриваются системой семейных судов. Психологические эффекты высокой конфликтности при судебных спорах о детях хорошо известны, но то, что мотивирует их родителей, гораздо менее понятно. Патологический нарциссизм, патологическая зависть, ложь и клевета, искаженное представление реальности может привести к бесконечным конфликтам из-за порядка общения и опеки над детьми. Борьба за кажущиеся незначительными проблемы может привести к агрессии и психологическому коллапсу. Тем не менее, автор предполагает, что психоаналитически ориентированное лечение может лучше всего помочь человеку осознать свое желание нанести вред или уничтожить своих собственных детей и понять порочные черты характера, которые позволяют родителям отрицать свою роль в разрушении жизни детей.
Ключевые слова: опека над детьми, развод, зависть, извращение, нарциссизм
В моей собственной практике психотерапевта и координатора по воспитанию, назначенного судом медиатора, я видел отца, который имел совместную опеку в течение 7 лет и который хотел, чтобы его бывшая жена была арестована за воровство, потому что его сын вернулся домой без синих джинсов, которые он носил, когда уходил на ночь к маме. Мать того же ребенка сфотографировала мальчика в ванной, чтобы зафиксировать укусы насекомых, полученные ребенком во время похода с его отцом. Мать жалуется в Службу защиты детей.
Я также лечил мать, которая переехала в другой округ, потому что она верила, что суд отдаст ей основную опеку, тем самым лишив отца регулярного контакта с ребенком. Она не хотела делить опеку и проводить меньше времени со своим сыном. Бывший муж другого клиента возвратился в суд, настаивая на своем праве единоличной опеки над ребенком, потому что его бывшая жена посещала курсы изучения Библии в течение часа каждую неделю и оставляла своего ребенка с отчимом. Телефонный звонок того же отца его сыну в день его рождения мать считала домогательством и просила суд о запретительном порядке для предотвращения будущих звонков.
Половина всех браков заканчивается разводом и 90% родителей договариваются о порядке опеки. Менее чем 4% конфликтных ситуаций после развода приводят к судебному разбирательству о порядке опеки. Тем не менее, согласно Джонстону (1994), со ссылками на Маккоби и Минучина (1992), конфликты из-за воспитания детей были выявлены в 24% семей через 3-4 года после разделения родителей. Эти конфликты наносят огромный ущерб правовой системе, а также участникам (Хетерингтон, Бриджес и Инсабелла, 1998; Джонстон и Роузби, 1997; Мак-Коби и Минучин, 1992; Валлерстайн, Льюис и Блейксли, 2002).
Влияние развода на взрослых очень велико. По словам Валлерстайна и Блейксли (1989), половина женщин и треть мужчин все еще испытывали интенсивный гнев через 10 лет после того, как они развелись. Любой, кто работал с клиентами, встречался с высоким уровнем враждебности сторон при разводе и есть примеры того, насколько сильно злы эти родители на самом деле.
Психологические последствия разводов с высоким уровнем конфликта для детей хорошо известны, но имеется гораздо меньше дискуссий о психологических особенностях взрослых, ответственных за этот конфликт, и еще меньше дискуссий о том, как психологические проблемы родителей предшествуют и влияют на продолжающиеся конфликты после развода (Силверман, 1992).
В этой статье я использую психоаналитический подход к проблемам, которые обычно считаются вопросами системы семейных судов. Родители, которых я здесь обсуждаю, нарциссичны, уязвимы и поражены патологической завистью. Кроме этого серьезными являются такие вопросы, как религиозные взгляды или географическое положение, борьба за минимальное различия в количестве посещений детьми, слишком острая реакция на настоящие или воображаемые неприятности и игнорирование потребностей детей в стабильных и безопасных отношениях с обоими родителями. Они также ведут интенсивные битвы за то, что может со стороны казаться незначительными проблемами. Родители, которые стали предметом исследования этой статьи, кажутся слепыми к воздействию, которое их поведение оказывает на их детей и не в состоянии мыслить за пределами своих собственных эмоциональных потребностей. Я считаю, что родители, которые разрывают детей бесконечными битвами за опеку отражают свой психический коллапс. Извращенные способы мышления позволяют им потворствовать своей ярости и агрессии против другого родителя и против детей, которые вызывают у них столько отчаяния.
Они действуют так, как будто существует график опеки, который должен быть «правильным» для них и их детей. Тем не менее, я считаю, что эта вечная борьба является выражением чувства ненависти и желания убить другого родителя и направлена против своих детей. Если ненависть - это обращение к страданию, как об этом писал Кернберг (1992) , то можно предположить, что эти родители остаются жертвами своей психологической внутренней борьбы.
Психоаналитическая литература удивительно безмолвна в отношении этих видов конфликтов. Поиск 34000 ссылок в базах данных Американской психоаналитической ассоциации по словам опека или высокий уровень конфликта в названиях книг или журнальных статей не дал результатов. Книги и статьи о разводе и опеке, включающие психоаналитические концепции в основном касаются последствий развода для детей. Большинство, если не вся литература по разводу была написана для адвокатов, судей, родителей, а не для психоаналитиков и терапевтов; основное внимание уделяется тому, как развод в условиях высокого уровня конфликтов затрагивает детей и только описывает родителей в общих чертах. Хотя проблемы нарциссизма, эгоцентризма, психологической зависимость и созависимости, неразрешенной привязанности (любви) были обозначены как основные факторы разводов с высоким уровнем конфликта (Коэн, 1998; Джонстон и Кэмбелл, 1988; Крук, 1992; Рэнд, 1997; Валлерстайн, 1991), эти характеристики редко рассматривается в каких-либо деталях. Учитывая распространенность разводов в нашем обществе, объем литературы по данной теме весьма ограничен. Там, где литература использует психоаналитические концепции, нарциссизм и нарциссические уязвимости упоминаются как наиболее распространенные в психологической борьбе родителей, наблюдаемой при конфликтном разводе. Нарциссизм объяснял, как некоторые родители отрицают и отвергают ценность другого родителя для ребенка, считают, что они лучше всех знают, что нужно их ребенку, не понимают, как или даже почему они должны поделиться воспитанием своего ребенка со своим бывшим партнером. (Джонстон и Гарднер, 1998, раздел «Похищение родителей», №1)
Униженные родители, которые стыдятся развода, могут попытаться обвинить другого родителя в их семейных проблемах, чтобы снять с себя ответственность за разрушение брака. Для этих людей неудача недопустима и может вызвать серьезную тревогу и депрессию. В более экстремальных случаях эти чувства могут привести к откровенно параноидальным и бредовым убеждениям о другом родителе, как у одной матери, которая всегда была готова позвонить полиции, полагая, что ее бывший муж может попытаться убить или напасть на нее, хотя он никогда не был жестоким. Она сообщила, что боялась за свою жизнь при каждой встрече.
Но, как мне кажется, сам по себе нарциссизм не всегда может объяснить семейные войны, финансовое опустошение, саморазрушительное поведение или готовность некоторых родителей психологически вредить, а иногда и убивать своих детей. Хотя есть ряд динамических характеристик, которые могут способствовать разводу с высоким уровнем конфликта, в этой статье я опишу только те ситуации, в которых нарциссизм, патологическая зависть, клевета и нарушения мышления объединяются, чтобы создать такой способ мышления и жизни, который поддерживает некоторые из этих бесконечных семейных войн. Термин «конфликтный развод», используемый для описания драматического и длительного хронического развода, тоже все это включает.
В эту категорию входит подгруппа родителей, чье поведение кажется исключительно самоубийственным и разрушительным для их детей, но они игнорируют эту реальность. Эти родители являются предметом исследования в статье.
Нарциссизм
Чтобы понять вклад нарциссизма в войны за детей, необходимо изучить связь между нарциссизмом и воспитанием детей. В нормальном развитии мать первоначально воспринимается как расширение личности ребенка. Со временем осознание факта тревоги, боли и горя матери становятся частью опыта младенца. Это осознание другого человека также приходит с осознанием зависимости, которая стимулирует дополнительное беспокойство.
«Достаточно хорошая» мать Винникотта (1960) защищает ребенка от переживаний чрезмерной беспомощности путем внимательности и удовлетворения потребностей ребенка (чем укрепляет всемогущество младенца). Постепенное осознание реальности позволяет младенцу терпеть реальность без отчаяния. Этот опыт приводит к развитию здорового нарциссизма, который учитывает спонтанность, креативность и, в конечном итоге, способность любить (Фрейд, 1914/1957; Кохут, 1971). Достаточно хорошая мать позволяет следующему поколению родителей переживать рожденный свыше нарциссизм (Фрейд, 1914/1957) в новой роли воспитателя детей.
В статье «О нарциссизме» Фрейд (1914/1957) обсуждал две формы любви: любовь к себе (эго-либидо) и любовь к другому, объект любви (объект-либидо). В соответствии с Фрейдом, отказ от собственной личности для соединения с другой, пребывая в состоянии любви, является «высшей фазой развития, на которую способно объектное либидо» (с. 76). Отдавать любовь другому, в отличие от любви, исходящей от другого – это противоположность нарциссизму и нарциссической любви (Гринберг и Митчелл, 1983).
Однако любовь и обожание, которое родители испытывают к своим детям, не всегда отражают безусловную любовь к другому. Родители, которые любят своего ребенка только потому, что ребенок является их частью, или потому что ребенок любит и нуждается в них, испытывают нарциссический тип любви, форму любви к себе. «Отношение ласковых родителей к своим детям. , , это возрождение и размножение собственного нарциссизма» (Фрейд, 1914/1957, с. 90–91). Словом, рождение детей вызывает нарциссизм у всех родителей. Как отметил Фрейд, некоторые аспекты родительской любви носит по своей сути детский и магический характер. Он описал определенные аспекты воспитания детей как «нарциссизм, рожденный свыше» (стр. 91).
Это возвращение нарциссизма позволяет исказить реальность, чему следует в определенной степени большинство родителей. Например, большинство родители видят своего новорожденного ребенка прекрасным, а не красным и морщинистым. Другие родители стараются как можно дольше обеспечить полный контроль над окружающей средой ребенка, как будто это может повысить интеллект ребенка и его будущие способности или магически защитить ребенка от болезней. Эти фантазии об идеальной жизни для их ребенка находятся в огромном диапазоне, начиная от того, чтобы одевать ребенка в натуральные ткани, до попытки контролировать каждый аспект жизни ребенка, в том числе выбор музыки, цветов, света, звуков и т. д.
Основная цель этой фантазии - создать идеального ребенка и совершенную жизнь Его Величества Младенца «как мы когда-то воображали себя» (стр. 91). Не совсем понятно, что это сделано с целью каких-то выгод для ребенка; скорее, это похоже на удовлетворение желания родителей компенсировать все свои обиды и разочарования, пережитые в собственном детстве. Нарциссизм родителя, который одевает своего ребенка только в натуральные ткани или с тревогой выбирает «лучшее» дошкольное учреждение – это удовлетворение собственных потребностей родителя, но не за счет ребенка.
В литературе много несоответствий в использовании терминов нарциссический, нарциссизм, нарциссическое расстройство личности и патологический нарциссизм (Ауэрбах, 1990). Тем не менее, есть родители, которые занимаются видом вредной опеки.
Я обращаюсь к этой статье больше к тем родителям, кто не в состоянии учитывать потребности своих детей и действуют не только для удовлетворения своих собственных потребностей, но и делают это за счет ребенка.
Ребенок в такой ситуации рассматривается прежде всего как продолжение родителя, а не как человек с потребностями и чувствами, которые могут отличаться от родительских, по крайней мере, потребностей и чувств ребенка по отношению к другому родителю. Этот вид нарциссизма описывается как патологический нарциссизм (Гринберг и Митчелл, 1983, с. 361).
Когда любовь к себе не ведет к любви к другим, когда это любовь к «тому, что он есть сам, то есть, кем он сам был, кем хотел бы быть, кем-то, кто когда-то был частью его» (Фрейд, 1914/1957, с.90). Нарциссизм патологичен. Патологический нарциссизм характеризуется эгоцентричным взглядом, в котором другие не рассматриваются как личности, имеющие собственные права, а скорее как расширение собственной личности. Различия игнорируются или, что еще хуже, являются объектом агрессии и атаки. Родители с патологическим нарциссизмом обращаются к своим детям для удовлетворения собственной потребности в любви и одобрении. Когда их дети не могут ответить этим, родители испытывают ту же ярость, тревогу и депрессию, что и дети, когда их собственный опекун не был доступен для удовлетворения их потребностей.
Когда родитель с таким нарциссизмом теряет свои отношения с ребенком из-за развода, последствия ответа могут быть весьма серьезными. В силу отчаяния и беспомощности, которые они испытывают, такие родители будут требовать предоставить им всемогущий контроль над своим миром. Когда родитель с такого рода нарциссизмом (для краткости я использую термин нарциссический родитель, чтобы описать этого человека) теряет кого-то, кто его любил, он или она не просто оплакивают потерю любимого человека; скорее, у нее или у него есть ощущение потери того, что всегда было доступно, а теперь пропало. Это совсем не горе человека, который огорчен потерей близкого. Потеря ощущается так же, как младенец ощущает голод: чувство болезненное, но нет «тоски, скорби или вины» (Кернберг, 1974, с. 495).
Существует риск «саморазрушения» (Кернберг, 1974, с. 495), особенно когда теряется кто-то, кто является частью самооценки нарцисса, кто-то вроде ребенка или супруга, которого удерживает нарциссический родитель вместе с собой и кто создает у него чувства чувство идентичности. Эти родители испытывают своего рода психическую дезинтеграцию, и, среди прочего, они теряют свою способность различать и думать о чувствах других. Это некоторые из «примитивные мук», которые так красноречиво описал Винникотт (1974, стр. 104). Для этих родителей, имеющих детей или супруга, гораздо больше, чем любовь и семья; дают им их отношения психологической зависимости этих людей, ощущение собственной власти над ними.
Родитель с патологическим нарциссизмом, участвующий в споре об опеке, кажется, что борется за тотальный контроль над воспитанием ребенка. Другие пускаются в бесконечные битвы за опеку с бывшим супругом. Когда супруг уходит и забирает детей, нарциссический родитель, под угрозой надвигающегося срыва, реагирует в глубоко оборонительной манере, чтобы остаться невредимым психически. Эти родители испытывают что-то похожее на выражение Винникотта (1974, стр. 103) «страх распада». Нарциссический родитель стремится к полному контролю над ребенком и бывшим супругом. грандиозность проявляется как уверенность в том, что ему известно все лучшее для ребенка, как тотальный контроль над тем, где бывший супруг живет или то, что ест ребенок, и магическое мышление, которое принимает форму веры в то, что только он знает, что лучше для ребенка, что служит защитой своего «Я» от разрушения.
Религиозное обучение, выбор школ, няня, одежда и многое другое могут стать причиной конфликта при разводе. Может показаться смешным тратить десятки тысяч долларов на оплату юридических услуг, чтобы выиграть право на несколько часов по уходу за ребенком или на любые другие проблемы, с которыми сталкиваются эти родители. Тем не менее, эти родители борются не за время со своими детьми для того, чтобы оставаться психически целым, за свое «Я».
Зависть
До сих пор я рассматривал особенности поведения родителей в семейной войне, характерные для патологического нарциссизма, которые служат для предотвращения саморазрушения. Патологический нарциссизм и психологическая защита объясняют многие из этих проблем конфликта родителей за опеку над детьми.
Но хотя патологический нарциссизм может быть компонентом разводов с высоким уровнем конфликта, он не объясняет гнев и злобу, которые испытывают эти родители или агрессивные, разрушительные элементы многих конфликтных ситуаций семейной войны за опеку. Но не патологический нарциссизм позволяет родителям убивать своего ребенка на глазах у другого родителя, но вспышка примитивной зависти. Примитивная зависть возникает тогда, когда зависть находится за пределами надежд на приобретение желаемого (Борис, 1991).
Часто кажется, что целью некоторых семейных войн за детей является не просто обладание ребенком или даже не получение половины времени воспитания ребенка. Победа и удовлетворение в этих битвах может включать в себя больше чем получение максимального времени общения. Победа означает отнять ребенка у другого родителя, что, как я думаю, является психологическим эквивалентом разрезания ребенка пополам, который обеспечивает облегчение и удовлетворение, а не владение ребенком. Цель завистливого родителя – разрушение и уничтожение другого родителя, чтобы восстановить свое психическое равновесие.
Война между родителями при разводе с высоким уровнем конфликта может оказаться результатом ревности. Поскольку различие между ревностью и завистью часто размыто, для цели этого обсуждения я определяю ревность как гнев, который приходит, когда что-то забрали, и гнев направлен на человека, который его забрал; в отличие от зависти как «испорченной враждебности» (Сигал, 1983, p. 270). Чем больше ребенок желанен и ценен, как это ни парадоксально, тем больше завистливый родитель должен разрушить, повредить или обесценить ребенка реальной угрозой потери ребенка для другого родителя, отчасти потому, что ребенок ценен для этого другого родителя. Кернберг отметил, что у определенных нарциссических личностей «человек, которого другие считают привлекательным или ценным. , , вызывает бессознательную зависть и жадность. , , необходимость завладеть и без осознания происходящего обесценивать и портить то, чему завидуют»( Кернберг, 1974, с. 487).
Зависть была прекрасно проиллюстрирована в статье Эдриенн Харрис (2001). Она привела рассказ по стихотворению Уильяма Лэнгленда:
Гуляющих по лесу завистливого и алчного человека встречает эльф. Эльф обещает исполнить желание одного человека при условии, что второй получит вдвое больше.
Жадный человек решает позволить другому человеку загадать желание, чтобы он сам получил двойное вознаграждение. Завистливый человек внимательно думает и говорит: «Сделай меня слепым на один глаз». (Харрис, 2001, стр. 1)
Эта история наглядно передает чувства завистливого родителя: желание повредить и измучить, невысказанное и непризнанное удовольствие от страдания другого родителя. Опасно быть объектом чужих завистливых чувств, и зависть помогает нам понять, почему некоторые родители готовы даже навредить себе, пока они вредят другому родителю.
Совершенно ясно, что опустошение (отчаяние) другого родителя гораздо важнее для отчуждающего родителя, чем много времени для воспитания и лучшие отношения с ребенком. Зависть, в отличие от ревности, это злое желание забрать что-нибудь и испортить. У этих родителей, чья нарциссическая защита разрушена, потеря их желательных отношений со своими детьми к другому родителю переживается как насильственная преследующая атака. Чувство, что другой родитель имеет что-то хорошее (взаимная любовь к детям) приводит к тому, чтобы «забрать» это, украсть. Желание состоит в том, чтобы принять ответные меры против другого родителя, независимо от его воздействия на ребенка.
Недавно одна из матерей, для которой я проводил экспертизу несколько лет назад в процессе по опеке над детьми, позвонила мне и сказала, как неправильно я составил мнение о другом родителе. Я рекомендовал им совместную опеку. Она сказала мне с явным удовлетворением, что старшие дети отказались от посещения своего отца и что их злой отец не говорил с ними в течение года. Она также сообщила мне, с очевидным сожалением, что она все еще не могла вырвать младших детей от него, но сообщила мне о ее вере, что со временем они тоже его покинут. Ее радость от отказа старших детей от своего отца, была омрачена тем, что он все еще имел отношения с младшими детьми. Мне показалось, что если бы младшие дети тоже бросили своего отца, она чувствовала бы себя полностью счастливой и довольной. Конечно, это маловероятный результат. Для победы она провела дюжину лет и потратила десятки тысяч долларов в борьбе за то, что оставило ее пустой, а ее детей отчужденными в семейной войне от их отнюдь не злого отца. Она совершенно не думает о разрушительных последствиях для детей, которыми она манипулировала, чтобы они отвергли своего отца.
Даже ее звонок мне представлял часть бесконечного цикла, в котором она находилась. Я не ошибся, когда я рекомендовал отцу разделить опеку, мать теперь имела то, что она хотела, постоянную опеку над детьми старшего возраста. Но быть правым было явно не полным ее удовлетворением. Неудовлетворенная, она пыталась получить некоторое облегчение, нападая, и, следовательно, побеждая меня. Убежденная в том, что я был удовлетворен моими рекомендациями, она позвонила в попытке уничтожить какое-то удовольствие, которое, как она думала, я испытал по ее делу, проводя экспертизу и делая рекомендации.
Мысль о том, что спустя годы, я чувствую себя хорошо за ее счет, обеспечивает контекст для ее завистливой атаки на меня, пытаясь отнять у меня удовольствие и отомстить за то, что она когда-то чувствовала мой контроль и господство над ней. Она не чувствует себя хорошо, потому что она получила детей, поэтому она стремится чувствовать себя хорошо, отнимая что-то хорошее от меня, мое предполагаемое удовлетворение хорошо выполненной работой.
Зависть - бесконечная ловушка, потому что механизм зависти не испытывает удовлетворения и не заканчивается. Независимо от исхода войны за детей, родительская зависть никогда не получает удовлетворения. Боль, которую чувствуют эти родители, всегда объясняется потерей чего-либо. Они действуют так, как будто количество, а не качество является руководящим принципом. Ничто не кажется, достаточным. Таким образом, родитель, который имеет 40% времени опеки, не удовлетворен, полагая, что только 50% сделают его счастливым. Конечно, часто эти родители не имеют успеха в их войне за опеку, но даже если они получат 50%, 60%, этого не будет достаточно, потому что ничто не удовлетворит их потребность. Газеты рассказывают о родителях, которые убивают своих детей, но не принимают как статус-кво решения суда. Поэтому эти случаи так часто заканчиваются самоубийством, т.е. действием, которое предполагает, что ничто, включая уничтожение ребенка, не освобождает от боли.
Те из нас, кто общается с родителями в процессе развода или их детьми, знают, что эти титанические битвы бессмысленны. Трудно понять, почему наши клиенты не могут видеть все так же, как и мы. Причина этого заключается в том, что независимо от того, что родитель выигрывает, он или она может видеть только то, чего у них нет. Такие родители часто утверждают, что получают большое удовлетворение и удовольствие от их отношений со своими детьми, но факты редко свидетельствуют об этом. Любое удовольствие, которое они испытывают в воспитании детей, уступает зависти и постоянным попыткам разрушить и уничтожить источник боли.
Уничтожение детей - это не просто результат разводов с высоким уровнем конфликта, но иногда на самом деле является целью. Наблюдателю кажется совершенно ясным, что семейные войны за опеку ничего не сделать ничего иного, кроме как навредить вовлеченным детям. Поэтому я предполагаю, что целью некоторых из этих сражений является разрушение и уничтожение детей. Кляйн (1956/1986) верил, что эта зависть приводит к агрессивному нападению на то, что воспринимается как хорошее, потому что приносит удовольствие, но также является источником боли и страдания. Именно ребенок является источником удовольствия, но также ребенок является причиной боли и разочарования, которые испытывает родитель после развода. Как и предполагал Кернберг (1974), зависть приводит к желанию испортить то, что желательно. Так как дети не полностью доступны как когда-то будучи источником добра и удовольствия, теперь они являются источником боли и страдания. Бессознательно, а иногда и сознательно дети должны быть уничтожены. Хотя завистливый, разрушительный родитель кажется, не хочет в жизни ничего иного, кроме ребенка, истинными мотивами является причинение боли другому родителю и причинение боли детям, которые воспринимаются как истинный источник страдания.
Клевета и нарушения мышления
Патологический нарциссизм у отчуждающих родителей создает сильную уязвимость к потерям, зависть объясняет агрессию по отношению к детям, которые являются основой для семейной войны. Это не похоже на сознательное намерение этих родителей вредить своим детям. Отчуждающие родители считают, что эти сражения ведутся праведно во имя детей. Тем не менее, если бы эти родители хотели только защитить своих детей, они не стали бы подвергать их постоянным мучениям дома. В свою очередь, если бы они только хотели причинить им вред, они сделали бы это гораздо более простым путем, например, путем их убийства или исчезновения. Столь же ужасная продолжающаяся война, постоянный конфликт родителей для детей, может быть компромиссом, который мешает отчуждающему родителю делать что-то намного худшее - компромиссом, который происходит вне сознания родителей.
Есть два различных, противоречивых мыслительных процесса, которые действуют одновременно для этих родителей во время семейной войны. Первая мысль, как правило, это сознательная вера, она выражается как любовь для детей и демонстрирует готовность сделать что угодно, чтобы обладать ими. Вторая мысль всегда бессознательна и связана с реальным желанием нанести вред и уничтожить детей, которые являются источником удовольствия для другого родителя и источником боли для отчуждающего родителя. Например, если мать, возможно, согласится с тем, что ее дети тоже участвуют в семейной войне и страдают, она приписывает любые трудности, которые у них есть их отцу. Она признает, что дети пострадали, но проигнорирует свой вклад в их страдания, т.е. свою вину.
Фрейд описал форму расщепления, которая может быть использована для объяснения вредных действий этих родителей в «Основах психоанализа» (Фрейд, 1949). Он определил два подхода: тот, который учитывает реальность, и тот, который отрывается от реальности. Эта способность к опыту переживания двух версий реальности позволяет отчуждающим родителям вести судебный спор об опеке над детьми, который причиняет вред детям, чувствовать себя праведным при этом, видеть вред, который причиняет семейная война, но затем обвинять другого родителя за то, что он не прекратил борьбу.
Осознание агрессивных, разрушительных чувств по отношению к своим детям недопустимо, поэтому отчуждающие родители дезавуируют свои знания о вреде детям, который они приносят своими действиями. Эти родители считают себя действующими в лучших интересах детей, и, следовательно, безупречными в своих действиях.
Отец, участвующий в экспертизе опеки, отказывался разрешить своей дочери переехать в другое государство с матерью, основным опекуном ребенка. Как указал эксперт, отец неоднократно выражал свою обеспокоенность по поводу воздействия экспертизы на ребенка, у которого были регулярные ночные кошмары. Отец обвинил мать в том, что она втянула ребенка в семейные споры и выразил сомнение в ее любви к своему ребенку из-за этого. Он не мог признать свою собственную роль в разжигании и продолжении конфликта. Этот родитель мог видеть, что его дочь становилась все более подавленной и встревоженный экспертизой, но продолжал экспертизу, сказав, что это будет полезно для нее. Отец потворствовал своему желанию обладать дочерью, но должен был исключить свои мысли о том, какое влияние его действия оказывают на нее.
Концепция Гроссмана (1993) об «извращенном отношении к реальности» (с. 422) может быть использована для описания такого родителя. Гроссман описал родителя, который «отказался от реальности»(с. 422), что позволило ему ласкать подростка, зная, что это недопустимо, но обращать внимание только на ту мысль, которая учитывала удовлетворение желания. Здесь Гроссман использовал слово « извращенный» так же, как Штайнер (1982), который определил извращение как «искажение истины» (стр. 243). Штайнер отметил, что в конкретной форме извращения пациент ведет себя так, как будто он или она не имеет никакого понимания происходящего, но фактически «вероятно, имеет значительное понимание, которое игнорируется» (стр. 243). Извращенное отношение, другими словами, позволяет родителям поверить, что половина ребенка лучше, чем его отсутствие, одновременно понимая, что так быть не может. Заблуждение, присущее этому извращению реальности, может быть очень серьезно. Мать жаловалась мне, как лечащему врачу, на телефонный контакт между отцом и ее дочерью во время ее опеки. Отец настаивал на своем праве говорить со своей дочерью в течение недели, пока девочка была с матерью Моя клиентка указала, что когда девочка была с отцом, мать никогда не чувствовала необходимости звонить. Она хотела, чтобы отец прекратил свои звонки дочери, потому что она «не может выкинуть его из головы». Клиентка имела убеждение в том, что отец не существовал в течение того времени, пока не звонил. Его телефонные звонки мучительно вторгались в эту версию ее реальности. Если он не звонил, он не существовал для нее и для ее ребенка. Мать не обращала внимания на свои мысли или на мои комментарии о том, как отсутствие контакта с отцом будет влиять на ее ребенка. Если девочка хотела поговорить с ее отцом, это было из-за какого-то развращающего влияния на нее со стороны отца. Если дочь была расстроена, когда она была со своей матерью, это было результатом времени, проведенного с отцом. Моя пациентка пыталась и иногда могла «забыть», что отец существует.
В таком бредовом мышлении есть свойство человека, который иначе представляет реальность (Капер, 1998; Шенгольд, 1995). В некоторых случаях развода «извращенное отношение к реальности» (Гроссман, 1993) не только позволяет удовлетворить бессознательное желание, как это описал Гроссман, но неразрывно связано с агрессией и обеспечивает поддержку агрессивной атаки на тех, кто несет ответственность за боль утраты. Отец, например, хочет, чтобы арестовали мать в присутствии детей, чтобы «защитить их», хотя знает, что дети будут переданы в приемную семью и будут в ужасе от пережитого. Тем не менее он сознательно не удовлетворяет желание напасть и уничтожить мать; но, при этом испытывает бессознательное желание нанести вред и уничтожить детей. Отец завидует жене, а значит, дети являются объектом зависти. Это вызывает у завистника желание уничтожить то, чем он не может обладать. Как отметил Харрис (2001), быть объектом зависти опасно.
Ребенок, втянутый в родительский конфликт, подвергается опасности, потому что может стать целью действий агрессивного родителя.
Шассеге-Смиргель (1985) наблюдал чувства злобы, ненависти и желания разрушения, которые лежали в основе извращенных убеждений и писал, что «ненависть извращенца» (с. 530) направлена на реальность в общем. Ненавистью является то, что младенец не может иметь того, что он хочет. Реальность не просто исключается; Шассеге-Смиргель считал, что она разрушается. Боль, гнев и ненависть действуют как двигатель, который управляет поведением, но заинтересованной, любящей и рациональной частью оправдывается это поведение(Фонаги, 1999, с. 13). Таким образом, мысли, чувства, действия и последствия могут расщепляться.
У отчуждающих родителей имеются не только садистские, агрессивные качества, но также и мазохистское поведение. Бетти Джозеф (1982) описала «злокачественное саморазрушающее поведение» у тех, кто «все больше и больше погружается в безнадежность и вовлечен в деятельность, которая, кажется, предназначена для уничтожения их как физически, так и морально» (стр. 1). Многие родители в этих случаях опустошают не только жизнь своих детей, но и собственную.
Некоторые родители продали свои дома, использовали все свободные финансовые средства, даже средства на обучение детей в колледже, стремясь получить дополнительные несколько часов с ними. Как бы саморазрушительными эти битвы ни были, однако, они защищают родителей от более разрушительного опыта потери и изолированности.
Выводы
Хотя многие разводы сопровождаются конфликтами, только небольшой процент родителей ведет себя так, как я описал выше. Эти родители так отвечают на развод и расставание. Нарциссически уязвимые, они поражены патологическим чувством зависти. В результате возникает желание принести вред и уничтожить источник боли, как раненое животное, ослепленное болью, будет жестоко кусать и жевать свои травмы или нападать на окружающих.
Такие родители могут показаться в некоторых ситуациях спокойными, хладнокровными и рационально рассудительными, но их мотивы поведения совершенно иррациональны. Хотя это похоже на расщепление личности или бесчеловечное поведение садомазохистского психопата, то. что мы наблюдаем. является подчинением рационального иррациональному таким образом, чтобы сохранить желание уничтожить без необходимости чувствовать или думать о последствиях. Эти родители заперты в мрачном пространстве (в аду?).
Нет простого метода психотерапии для этих родителей, а описание типичного лечение вполне может выходить за рамки данной статьи. Семейная терапия, совместное обучение, консультирование, и группы образования родителей полезны; однако в основном эти программы уделяют внимание воспитанию детей и развитию навыков общения и недостаточны для разрешении проблем конфликтов при разводе, о которых я говорил здесь (Нефф и Купер, 2004). Хотя когнитивно-поведенческие вмешательства, семейная терапия и многопрофильное консультирование могут быть полезными для многих, я знаю врачей, которые могут наиболее эффективно работать с родителями, описанными в этой статье. Многие родители переживают при разводе сильные эмоции, включая ярость, беспокойство, страх и беспомощность. Большинство из них могут получить пользу от методов психотерапии, помогающими справиться с этими чувствами и используют поддержку и образовательные аспекты широкого спектра лечебных вмешательств. Тем не менее, эти вмешательства не обращаются к глубоким психологическим структурам, описанным здесь, таким как извращенное мышление, неосознанная ярость, зависть и агрессия - характеристикам людей, с которыми встречается каждый день психоанализ и психоаналитическая психотерапия. Программы, подобные этим не в состоянии решить сложные проблемы родителей, имеющим бессознательное желание принести вред или убить собственного ребенка.
Это делает психоаналитически обоснованное лечение особенно подходящим для родителей, которые разрывают своих детей на части. Постановление суда о том, что родители не должны унижать друг друга перед детьми никак не повлияет на родителя, во внутреннем мире которого доминирует тревога, страх, ярость и беспомощность, потому что родители, которые разрывают своих детей, имеют свой способ мышления, который позволяет им признавать, что вред детям наносится исключительно другим родителем, но не мной. Долгосрочное лечение, которое распознает эти способы мышления, и терапевт, обученный терпеливо помогать в изменении этого мышления в конечном итоге позволит этим родителям изменить свое поведение.
Гроссман (1996) подчеркнул важную роль психоаналитика как представителя реальности при работе с пациентами, которые придерживаются «извращенного отношения к реальности» (с. 422).
Важным элементом успешного лечения с этими родителями должно быть решение проблемы способа мышления, которое учитывают наиболее разрушительные аспекты этих разводов с высоким уровнем конфликта.
Успешное терапевтическое вмешательство должно тщательно отслеживать, идентифицировать и противостоять порочным процессам, потому что порочные способы мышления позволяют игнорировать понимание последствий. Терапевты при лечении этих пациентов не должны вводиться в заблуждение очевидным пониманием происходящего или разочаровываться проявлениями иррационального поведения пациента. Именно по этой причине признание и обращение к порочным способам мышления является столь важным компонентом эффективного лечения.
Это может происходить только в безопасной и изолированной среде. Чтобы прекратить семейную войну за детей, эти родители должны узнать о своей готовности причинить вред своим собственным детям, которые являются как источником величайшей радости родителей, так и величайшей боли. Как заметил Кохут, первая работа по анализу ситуации пациента состоит в том, чтобы обратиться к реальному эго, чтобы исцелить расщепление и интегрировать эго (Гольдберг, 1975, с. 341).
Для этих родителей развод означает принятие реальности и избавление от иллюзии совершенных отношений со своими детьми. Это означает переживать горе и потерю и принимать эту боль, понимая, что пол ребенка не лучше, чем его отсутствие.
В известной сказке о царе Соломоне две женщины предстали перед древним царем, споря о ребенке. Каждая из них утверждала, что ребенок принадлежит ей, поэтому царь Соломон предложил разрезать ребенка пополам. Одна женщина согласилась; другая отказалась и предложила отдать ребенка первой женщине. Царь Соломон знал, кто настоящая мать, потому что он верил, что настоящая мать предпочтет пожертвовать своими отношениями с ребенком, но не дать разорвать его пополам. К сожалению, не все родители готовы пойти на такую жертву ради своих детей.
Литература
American Psychological Association. (1994). Guidelines for child custody evaluations in divorce
proceedings. American Psychologist, 49, 677– 680.
Auerbach, J. S. (1990). Narcissism. Psychoanalytic Psychology, 7, 545–564.
Boris, H. (1991). Black milk—Unconscious envy. Contemporary Psychoanalysis, 27, 110 –147.
Caper, R. (1998). Psychopathology and primitive mental states. International Journal of Psychoanalysis, 79. Retrieved July 29, 1998, from http://www.ijpa.org/
Chasseguet-Smirgel, J. (1985). The ego ideal: A psychoanalytic essay on the malady of the ideal.
New York: Norton & Company.
Cohen, O. (1998). Parental narcissism and the disengagement of the non-custodial father after
divorce. Clinical Social Work Journal, 26(2), 192–215.
Fonagy, P. (1999). Male perpetrators of violence against women: An attachment theory perspective. Journal of Applied Psychoanalytic Studies, 1, 7–27.
Freud, S. (1949). An outline of psychoanalysis (Rev. ed.). New York: Norton.
Freud, S. (1957). On narcissism: An introduction. In J. Strachey (Ed. & Trans.), The standard edition of the complete psychological works of Sigmund Freud (Vol. 22, pp. 69 –102). London: Hogarth Press. (Original work published 1914)
Goldberg, A. (1975). A fresh look at perverse behaviour. International Journal of Psychoanalysis, 56, 335–342.
Greenberg, J. R., & Mitchell, S. A. (1983). Object relations in psychoanalytic theory. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Grossman, L. (1993). The perverse attitude towards reality. Psychoanalytic Quarterly, 62, 422– 435.
Harris, A. (2001, October). Women’s envy: Disowned excitements. Paper presented at the Scientific Meeting of the San Francisco Psychoanalytic Institute, San Francisco.
Hetherington, E. M., Bridges, M., & Insabella, G. M. (1998). What matters? What does not? Five perspectives on the association between marital transitions and children’s adjustment. American Psychologist, 53, 167–184.
Johnston, J. R. (1994). High-conflict divorce. The Future of Children and Divorce, 4, 166 –182.
Johnston, J. R., & Campbell, L. E. (1988). Impasses of divorce: The dynamics and resolution of family conflict. New York: Free Press.
Johnston, J. R., & Girdner, L. K. (1998). Early identification of parents at risk for custody violations and prevention of child abductions. Family and Conciliation Courts Review, 36(3), 392– 409.
Johnston, J. R., & Roseby, V. (1997). In the name of the child. New York: Free Press.
Joseph, B. (1982). Addiction to near death. International Journal of Psychoanalysis, 63, 449 – 456.
Kernberg, O. (1974). Barriers to falling and remaining in love. Journal of the American Psycho-
analytic Association, 22, 486 –510.
Kernberg, O. (1992). Aggression in personality disorders and perversions. New Haven, CT: Yale
University Press.
Klein, M. (1986). A study of envy and gratitude. In J. Mitchell (Ed.), The selected Melanie Klein
(pp. 211–229). New York: Free Press. (Original work published 1956)
Kohut, H. (1971). The analysis of the self. New York: International Universities Press.
Kruk, E. (1992). Psychological and structural factors contributing to the disengagement of noncustodial fathers after divorce. Family and Conciliation Courts Review, 30, 81–101.
Maccoby, E. E., & Mnookin, R. H. (1992). Dividing the child: Social and legal dilemmas of custody. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Melton, G. B., Petrila, J., Poythress, N. G., & Slobogin, C. (1987). Psychological evaluations for the courts: A handbook for mental health professionals and lawyers. New York: Guilford Press.
Neff, R., & Cooper, K. (2004). Parental conflict resolution: Six-, twelve-, and fifteen-month
follow-ups of a high-conflict program. Family Court Review, 99, 99 –114.
Rand, D. (1997). The spectrum of parental alienation syndrome (Pt. 1). American Journal of Forensic Psychology, 15(3), 23–52.
Segal, H. (1983). Some clinical implications of Melanie Klein’s work—Emergence from narcissism. International Journal of Psychoanalysis, 64, 269 –275.
Shengold, L. (1995). Delusions of everyday life. New Haven, CT: Yale University Press.
Silverman, M. (1992). Second chances: Men, women and children a decade after divorce [Book review]. Psychoanalytic Quarterly, 61, 648 – 653.
Steiner, J. (1982). Perverse relationships between parts of the self: A clinical illustration. International Journal of Psychoanalysis, 63, 241–250.
Wallerstein, J. S. (1991). The long term effects of divorce on children: A review. Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry, 30, 349 –360.
Wallerstein, J. S., & Blakeslee, S. (1989). Second chances: Men, women and children a decade after divorce. New York: Ticknor & Fields.
Wallerstein, J., Lewis, J., & Blakeslee, S. (2002). The unexpected legacy of divorce: A 25 year landmark study. Journal of the American Academy of Child & Adolescent Psychiatry, 41, 359 –360.
Wallerstein, J. S. (1991). The long term effects of divorce on children: A review. Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry, 30, 349 –360.
Wallerstein, J. S., & Blakeslee, S. (1989). Second chances: Men, women and children a decade after divorce. New York: Ticknor & Fields.
Wallerstein, J., Lewis, J., & Blakeslee, S. (2002). The unexpected legacy of divorce: A 25 year landmark study. Journal of the American Academy of Child & Adolescent Psychiatry, 41, 359 –360.
Winnicott, D. (1960). The theory of the parent-infant relationship. International Journal of Psychoanalysis, 41, 585–595.
Winnicott, D. W. (1974). Fear of breakdown. International Review of Psychoanalysis, 1, 103–107.
СТАТЬИ ПО ТЕМЕ
«УБИЙСТВО ДУШИ» ПРИ ОТЧУЖДЕНИИ РЕБЕНКА ОТ РОДИТЕЛЯ И КАК ЕГО ПРЕДУПРЕДИТЬ ВОСПИТАНИЕМ
ДОКТОР АЙРА ТУРКАТ. СИНДРОМ ЗЛОБНОЙ МАТЕРИ, СВЯЗАННЫЙ С РАЗВОДОМ
АЛЬТЕРНАТИВНОЕ МНЕНИЕ В ОЦЕНКЕ ПОВЕДЕНИЯ «ЗЛОБНОЙ МАТЕРИ» (ПО ПОВОДУ СТАТЬИ ДОКТОРА АЙРА ТУРКАТ)
СВЯЩЕННИК АЛЕКСАНДР ЕЛЬЧАНИНОВ О СТАДИЯХ РАЗВИТИЯ ДУХОВНОЙ БОЛЕЗНИ
КАРЕН ВУДОЛЛ. ЗЕРКАЛО НАРЦИССА
